Про хоккей

Дмитрий богинов. истории из жизни тренера

Часть 1 – Серебряная орбита Дмитрия БогиноваЧасть 2 – Как тренер Богинов угнал танк и спас Всеволода Боброва

Рассказ о незаурядном тренере и замечательном человеке был бы неполным, если не упомянуть о различных приколах, на которые Дмитрий Николаевич Богинов был горазд.

Легенд вокруг него ходило немало. Больше всего поражало, как он моментально сходился с любым собеседником, будь то автослесарь или известный режиссёр, секретарь ЦК КПСС или инспектор ГАИ.

А как любили его учёные, особенно из горьковского НИРФИ — научно-исследовательского радиофизического института, которым руководил знаменитый академик Андрей Гапонов. В начале 60-х, возглавляя местное «Торпедо», Дмитрий Николаевич был частым гостем в учёной среде и мог часами общаться с переполненным залом.

Причём, что подкупало всех, расспрашивать Богинова можно было не только о хоккее или о спорте вообще — затрагивали любые, даже самые актуальные для хрущёвской оттепели темы, и у тренера всегда и на всё было своё, чаще всего не совпадающее с общепринятым мнение. Не удивительно, что тот же Гапонов как-то признался: «Встреч с Дмитрием Николаевичем не пропускал никогда.

На заседаниях Академии наук, если доклад президента длится больше полутора часов, встаю и ухожу. А Богинова готов был слушать сколько угодно».

Дмитрий богинов. истории из жизни тренера Дмитрий Богинов

Торт для «юбиляра»

Богинов выделялся среди коллег по советскому тренерскому цеху, стоял особняком. Потому и отношение к нему было неоднозначным — кому-то не нравилась его независимость, кто-то просто побаивался острого на слово бывшего фронтовика, но большинство относилось с уважением.

Из рассказов про Богинова чаще вспоминают историю про торт в Швейцарии. Дело было на хоккейном чемпионате мира 1961 года.

Он жил в одном номере с тренером московского «Спартака» Александром Новокрещёновым.

«Не знаю, что и думать, — рассказывал позже о происшедшем Новокрещёнов другим участникам тренерской туристической спецгруппы. — Вчера вечером заявляется в номер официант с огромным тортом и шампанским. Я думал — ошибся номером, но Димка вежливо что-то говорит по-французски, берёт торт, а парня выпроваживает. „Это, — объясняет, — мне, в знак уважения, как почётному гостю“.

Странно, правда? Почему это он — почётный гость? С какой стати?»

Позже Богинов растолковал ситуацию по-своему: «Сашка — баран! — начал он объяснение эпитетом, которым обычно награждал себя и других опростоволосившихся. — Шли мы с ним вчера мимо портье. Я их заграничные нравы знаю.

И представил ему Сашку: это, мол, пользующийся на всю страну популярностью тренер, и сегодня у него юбилей. Он и не подозревал, что имеет к торту хоть малейшее касательство».

Верный Джой, пёс-экстрасенс

Одна из историй, рассказанная Михаилом Мариным, была о самом верном богиновском друге — боксёре Джое: будто бы пёс выполнял не просто команды хозяина, а делал это осмысленно.

— Джой, принеси-ка Мише тапочки, а то он босиком по квартире ходит. Ты же знаешь, у нас в доме так не положено.

И через несколько секунд, вновь обращаясь к собаке:

— Ты что принёс? Это же детские, они ему малы.

Принеси размером побольше, ты знаешь, где они лежат.

И собака, якобы, в точности исполнила команду. Ну а второй вариант — прямо не про Джоя, скорее, про Вольфа Мессинга.

— Ну-ка принеси нам сегодняшнюю газету! — очередная команда Дмитрия Николаевича верному четвероногому другу.

Собака, якобы, приносит в зубах «Комсомолку».

— Джой, — не может успокоиться хозяин. — Но это же вчерашняя. Я её уже читал.

И вообще не «Комсомолка» мне нужна, а газета, в которой Миша работает. Понял?

Собака внимательно выслушала все замечания и вскоре принесла свежий номер «Советского спорта».

— О-о, это то, что надо! Молодец! Весь в хозяина!

Видишь, Миша, какая умная у меня собака — всё понимает.

А ещё Марин рассказывал, как Джой садился у двери всегда в момент, когда самолёт с Богиновым приземлялся в любом из московских аэропортов, и никто и никогда не мог его сдвинуть с места до появления хозяина на пороге квартиры. И не дай бог тому где-то загулять — верный пёс готов был ждать у двери столько, сколько потребуется.

Дмитрий Богинов

Капот для народной артистки

А уж всяческие амурные похождения Богинова из уст Марина превращались прямо-таки в гайдаевские комедии. Одну из историй, причём совсем не любовную, но уж очень забавную, рассказал мне как-то сам Дмитрий Николаевич, когда мы однажды заговорили с тренером о театре.

— Представляешь, — говорит, — как-то в конце августа приходит на адрес спортклуба «Чайка» (автозаводский спортклуб, к которому «Торпедо» было приписано. – Прим. ред.), но на моё имя телеграмма: «Встречай теплоход „Космонавт Гагарин“ из Астрахани такого-то числа. Люда».

Перебрал всех своих знакомых, в телефонную книжку залез: из Людмил оказалась одна — Хитяева. Она тогда в Горьковском драмтеатре играла.

Ну, думаю, я тоже что-то сотворю.

В объявленный день и час Богинов подъехал к Речному вокзалу на заимствованной в ГАЗовском конструкторско-экспериментальном отделе иномарке, каковых там было предостаточно. У всех машин была одна особенность: в них, кроме водительского, других сидений не было — вместо них многочисленные приборы, датчики, соединённые с различными узлами авто.

Короче — пассажирских мест не существовало вовсе.

Из машины не вылезал — решил убедиться всё-таки: Хитяева это или не Хитяева. Объявился, когда автор телеграммы уже металась по дебаркадеру в поисках встречающего.

Помог донести до машины — джентльмен всё-таки — с десяток арбузов — главное достояние любого прибывающего из Астрахани в это время года. Большие ягоды внутрь машины как-то затолкали, а вот сесть уже известной в то время артистке было некуда.

Она стояла в недоумении, молча вопрошая водителя, что же ей делать? Мимическая сцена длилась недолго.

— Полезай на капот, — предложил Богинов. Он, разумеется, всё придумал заранее: ехать совсем недалеко, только в гору подняться. Километра полтора, не больше, а торпедовского тренера знали и уважали все горьковские гаишники.

С этой стороны угрозы никакой — разве что посмеются, если узнают уже засветившуюся на киноэкранах актрису. Собственно, именно этого Дмитрий Николаевич и добивался — дабы неповадно было безо всякого предупреждения беспокоить несерьёзными вещами занятого человека.

«Прогулка» с ветерком

Следующий рассказ от верного друга Виктора Фатеева, работавшего вначале в Горьком, а позже в Тольятти водителем-испытателем.

Как правило, по Нижнему, как даже в советские времена местные жители называли свой Горький, Богинов ездил на 21-й «Волге». Кстати, и в последние годы жизни, уже в Москве, он не изменил своим правилам — только «Волга», но теперь уже 24-я или какой-то там более поздней модели.

И это когда большинство хоккейных людей пересели на иномарки. А в те далёкие 60-е, в редкие выходные он отправлялся в Москву.

С Фатеевым за рулём. Но на «Чайке» — не иначе!

И вот они в очередной раз хорошо пообедали в Доме журналистов — благо проблем с проходом в этот популярный, закрытый для большинства людей ресторан у Богинова не было: он состоял в Союзе журналистов СССР, часто печатался в «Советском спорте» и еженедельнике «Футбол-хоккей». После Домжура тренер решил продолжить трапезу, и не где-нибудь, а исключительно в Архангельском.

И обязательно проехаться с ветерком по улице Горького.

— Я ему говорю, — рассказывал Фатеев, — что нам нельзя совать нос на улицу Горького. Там в этот час пробки и милиция по всей трассе, а мы прилично выпили. Но Димка требует: «Выезжай на Горького, становись на осевую, и вперед, с максимальной скоростью.

Мы же на „Чайке“, на них только члены политбюро ездят». Я пытаюсь ему объяснить, что у тех машин особые номера и решётка золотистая, а у нас из белого металла.

А он — своё: «Да они как увидят, что мы по средней полосе летим, и разбираться не станут». И ведь так и вышло.

Только я думал, что инфаркт по дороге получу.

Про мову и французский

Одно время высокое украинское начальство повадилось перед началом каждого матча, а иногда и в перерывах, заглядывать в раздевалку «Динамо», дабы «настроить» игроков, или дать ценные партийные указания. Богинов решил отучить их от вредной привычки и приказал своему верному оруженосцу Семёну Виолину, который вслед за тренером перебрался из Горького в Киев, встать у двери в раздевалку и никого не пускать.

И когда высшие чины в очередной перерыв решили дать установку хоккеистам, на их пути встал Семён: «Туда нельзя. Команда отдыхает».

Возмущению руководителей не было предела, да к тому же дела у клуба шли не очень. И Богинова решили призвать к порядку. Ничего хорошего от встречи с сильными мира сего тренер не ждал.

Между собой сидящие за столом говорили на украинском и только с тренером — по-русски.

Устав от нравоучений, тренер вдруг попросил разрешения позвонить, и, к всеобщему изумлению, заговорил на иностранном языке, из которого присутствующие, если и знали, так только одно слово — «мадам». Как только Дмитрий Николаевич положил трубку, его «отечески» пожурили:

— Как же так, вот вы по-французски говорите, а украинскую мову так и не освоили.

— Каждый интеллигентный человек должен знать французский, — отрезал Богинов.

И в очередной раз сжёг за собой мосты.

Вместо эпилога

К сожалению, не мог проводить Дмитрия Николаевича в последний путь — не был в начале июня 1992-го в Москве. Да и о том, что не стало Богинова, узнал не сразу после возвращения из командировки.

Но тем же летом, оказавшись на Валааме в ещё не восстановленном после немецких бомбёжек Спасо-Преображенском соборе, как раз на сороковину поставил свечку «За упокой» бывшему фронтовику и старшему товарищу, пред которым всю жизнь преклонялся и общением с которым гордился. А в день 80-летия Богинова настоял, чтобы его вдова отвезла меня на могилу Дмитрия Николаевича, на ту его часть Кунцевского кладбища, что находится за Московской кольцевой автодорогой.

И я долго стоял там, вспоминая всё, что знал об этом неординарном человеке и о чём вам рассказал.

Дмитрий Богинов