Самый спортивный писатель из русских классиков
Вячеслав Божко – о Владимире Набокове.
После текста про Хантера Томпсона, писателя с признанной спортивной аддикцией, мне казалось, что о Владимире Набокове тоже уместно рассказать на спортивном сайте. Но учитывая его масштаб, было опасение, что такой фокус будет слишком надуманным, и получится «Клизма как способ познания бога».
Два случая побороли неуверенность. В лекции «Про что «Лолита» Дмитрий Быков процитировал английский оригинал романа: Лолита жалуется, что ее любовник Куилти kicked her out, то есть выбросил на улицу. «Совершенно по-футбольному»,– уточняет Быков.
Это был первый сигнал: не мне одному кажется, что футбол никогда не покидал голову писателя.
Второе. В русскоязычном издании лекций по русской литературе, которые Набоков читал в США, приведен снимок его черновика.
В лекции о «Мертвых душах», чтобы объяснить, как правильно произносить фамилию Собакевича, Набоков пишет от руки: Sob okay vich (то есть Собокэйвич), not Sobakevich (Собэйкивич) as a football coach might say. Грубо говоря, правильно так, а не по-простому, как мог бы сказать футбольный тренер.
На основании двух крошечных деталей и родилась статья.
Петербург
Набоков начал играть в футбол в Тенишевском училище в Петербурге. В мемуарах «Память, говори» он замечает, что директор очень насторожился, когда юноша предпочел стоять в воротах, а не бегать в поле с другими учениками.
Не зря книга журналиста Джонатана Уилсона о голкиперах называется The Outsider («Чужак», «Изгой», «Белая ворона»).
В 1916 году Владимир Набоков, сын председателя партии кадетов, внук бывшего министра юстиции Российской Империи по отцовской линии и золотопромышленника по материнской, получает от дяди в наследство имение под Петербургом и 2 миллиона рублей (обычно говорят о «миллионном наследстве», 2 миллиона – единственная точная цифра, которую удалось найти). Курс рубля обвалился вчетверо из-за Первой мировой, и два набоковских миллиона равнялись 300 тысячам долларов или 6,6 миллионам на нынешние деньги. «Титаник», затонувший в 1912-м, обошелся компании «Уайт Стар Лайн» в 7,5 млн по курсу на момент катастрофы.
Спустя три года 20-летний золотой мальчик, единственный в училище, кто приезжал на занятия в автомобиле с шофером, а не на повозке или трамвае, вместе с семьей добирается из Севастополя в Лондон через Константинополь, Пиреи, Марсель, Париж, Гавр и Саутгемптон. Из гигантского состояния удалось спасти только драгоценности.
Вернуться к обеспеченному дореволюционному образу жизни Набоков сможет лишь через сорок лет после успеха «Лолиты».
Кембридж
Владимир Набоков поступает в Тринити Колледж при Кембридже, присоединяется к футбольной команде и пишет стихотворение на русском языке, озаглавленное Football, о том, как он грандиозно мечется в воротах, а его любовь проходит мимо с каким-то франтом, дымящим трубкой. Впоследствии Football разрослось до «Университетской поэмы», которая подытожила его кембриджские годы.
В свободном доступе есть запись, на которой все 63 строфы читает Ральф Файнс.
Отсюда начинаются чудные переплетения личностей и событий первой половины XX века.
За семь лет до Набокова другой выпускник Тенишевского училища Осип Мандельштам опубликовал свое стихотворение «Футбол», выдумав в нем самое изящное описание удара «пыром» в истории русской и, наверное, мировой словесности: «Неизъяснимо лицемерно / Не так ли кончиком ноги / Над теплым трупом Олоферна / Юдифь глумилась и враги».
В 1910-е футбол только приживался в России и еще годился в качестве броской метафоры, поэтому едва ли не все поэты Серебряного века, включая Гумилева, Брюсова и Сашу Черного, упоминали футбол, чтобы добавить своим стихам экзотики.
Шестидесятники повторят этот прием, взяв в оборот североамериканские виды: «Любил он кукурузные початки, любил бейсбол» (Евтушенко), «Как точно, погляди-ка, не смогли закрыть. Ну, золотая дынька, показывай прыть!» (Рождественский об американском футболе).
Набоков стал голкипером команды Тринити Колледжа: «Сложив руки на груди и прислонясь к левой штанге, я позволял себе роскошь закрыть глаза, и в таком положении слушал плотный стук сердца, и ощущал слепую морось на лице, и слышал разорванные звуки еще далекой игры, и думал о себе как о сказочном экзотическом существе, переодетом английским футболистом и сочиняющим стихи, на непонятном никому языке, о неизвестной никому стране. Не удивительно, что товарищи мои по команде не очень меня жаловали».
Тринити Колледжу забавно не везло на голкиперов. В 1911 году за них играл знаменитый датчанин Нильс Бор, брат серебряного призера Олимпиады-1908 и нобелевский лауреат. По краснокирпичной легенде, он отвлекался, записывая формулы на штангах, и пропускал нелепые мячи.
После физика, который химичит на ленточке, Тринити Колледж получил энтомолога, пускающего бабочек.
Кроме Бора и Набокова, в подборках часто упоминается третий знаменитый голкипер – Альбер Камю. Он выступал за молодежную команду алжирского клуба «Расинг» и закончил еще до двадцати, переболев туберкулезом.
Если верить материалу The Guardian, за национальную сборную, вопреки мифу, он никогда не играл. Зато достоверно является
